ВМЕСТЕ НЕ СТРАШНО
Что делать, когда новорожденный малыш попадает в реанимацию
Что делать, когда новорожденный малыш попадает в реанимацию
ВМЕСТЕ НЕ СТРАШНО
Что делать, когда новорожденный малыш попадает в реанимацию
На 22-й неделе беременности у меня случилась частичная отслойка плаценты. Беременность удалось сохранить, но следующие два месяца ребенок испытывал недостаток питания (кровотоки были нарушены и с каждым днем становились все хуже) и, как следствие, развивался с задержкой. К концу 31-й недели стало понятно, что необходимо срочно родоразрешаться, так как кровотоки были совсем плохие, ребенок попросту голодал.
И хотя сроки были вполне приличные, но ребенок, девочка, родился весом всего 890 г и ростом 34 см. Для срока 31 неделя — это очень мало.
Немного об ощущениях матери. Безусловно, первая неделя — это дикое отчаяние. Никто не готовит человека к такому. Всегда рождение ребенка ассоциируется с радостью, но обычно никто не говорит и не рассказывает о случаях, когда беременность идет «не по плану».
5 дней я просто рыдала в палате. Подходила к подаренным правительством Москвы ползункам 62-го размера и понимала, что мой ребенок влезет в штанину от этих ползунков, слышала, как детей привозят на кормление, как мамы обсуждали в палате: «У меня родилась девочка 4600… а у меня 4200…»
В больнице есть своя «временная» реанимация, там я впервые увидела своего ребенка — крошечного, в кувезе, с кучей трубочек и проводов.
Через неделю после родов случился мой первый поход в детский корпус, в отделение реанимации. Все дети казались мне просто гигантами по сравнению с моей девочкой.
Дальше были трудные дни с привыканием к особенностям режима посещения, с иногда пугающими до чертиков новостями от врачей и с бесконечно долгим ожиданием перехода на следующий этап выхаживания, где ребенок, уже в целом здоровый, набирает вес для выписки домой.
Незнающему человеку трудно осознать, что словосочетания «кровоизлияние I степени», «риск ретинопатии», «проблемы ЖКТ» и т.д. — это не приговор, а всего лишь временные диагнозы или угрозы, вполне преодолимые и уходящие навсегда.
Надо сказать, что с самого начала врачи давали вполне обоснованную надежду, что в скором времени ребенок будет ничем не отличаться от обычного, доношенного. Девочка «очень шустрая», говорили они. И действительно, на второй день, когда разрешили приходить к ребенку, ухаживать за ним и кормить, я уже пришла в отделение интенсивной терапии, где мы пробыли две недели.
По сути, отделение интенсивной терапии ничем кардинально не отличается от реанимации (видимо, без возможности искусственной вентиляции легких, но могу ошибаться). Туда переводят более-менее стабильных в смысле состояния детей. Нас, мам, учили кормить детей с помощью специальных аппаратов через трубочку (зонд), потом через соску. Как-то один раз даже разрешили подержать ребенка, вот счастье-то было.
Да, определенно были какие-то минусы в организации процесса посещения ребенка матерями и отцами, но все они уже забылись. Врачи и медсестры выхаживают малюсеньких младенцев, которые без этой помощи, возможно, не имели бы шансов. Здорово, что родителей допускают к детям, ведь понятно, что в какой-то степени это может быть опасно (одна мать была уверена, что кувез надо проветривать) и наверняка даже мешает врачам и медсестрам. Но, с другой стороны, для ребенка крайне важно материнское (родительское) присутствие, это своего рода тоже часть лечения и залог скорой выписки.
Часто приходит мысль, что если бы мне не повезло оказаться именно в ГКБ № 7 им. Юдина, то очень может быть, что не было бы у меня ребенка.
А сейчас она есть — красивая, умная девочка, бегает, прыгает, болтает и любит мультики смотреть.
Спасибо всем сотрудникам детского корпуса. Вы прекрасные.
И хотя сроки были вполне приличные, но ребенок, девочка, родился весом всего 890 г и ростом 34 см. Для срока 31 неделя — это очень мало.
Немного об ощущениях матери. Безусловно, первая неделя — это дикое отчаяние. Никто не готовит человека к такому. Всегда рождение ребенка ассоциируется с радостью, но обычно никто не говорит и не рассказывает о случаях, когда беременность идет «не по плану».
5 дней я просто рыдала в палате. Подходила к подаренным правительством Москвы ползункам 62-го размера и понимала, что мой ребенок влезет в штанину от этих ползунков, слышала, как детей привозят на кормление, как мамы обсуждали в палате: «У меня родилась девочка 4600… а у меня 4200…»
В больнице есть своя «временная» реанимация, там я впервые увидела своего ребенка — крошечного, в кувезе, с кучей трубочек и проводов.
Через неделю после родов случился мой первый поход в детский корпус, в отделение реанимации. Все дети казались мне просто гигантами по сравнению с моей девочкой.
Дальше были трудные дни с привыканием к особенностям режима посещения, с иногда пугающими до чертиков новостями от врачей и с бесконечно долгим ожиданием перехода на следующий этап выхаживания, где ребенок, уже в целом здоровый, набирает вес для выписки домой.
Незнающему человеку трудно осознать, что словосочетания «кровоизлияние I степени», «риск ретинопатии», «проблемы ЖКТ» и т.д. — это не приговор, а всего лишь временные диагнозы или угрозы, вполне преодолимые и уходящие навсегда.
Надо сказать, что с самого начала врачи давали вполне обоснованную надежду, что в скором времени ребенок будет ничем не отличаться от обычного, доношенного. Девочка «очень шустрая», говорили они. И действительно, на второй день, когда разрешили приходить к ребенку, ухаживать за ним и кормить, я уже пришла в отделение интенсивной терапии, где мы пробыли две недели.
По сути, отделение интенсивной терапии ничем кардинально не отличается от реанимации (видимо, без возможности искусственной вентиляции легких, но могу ошибаться). Туда переводят более-менее стабильных в смысле состояния детей. Нас, мам, учили кормить детей с помощью специальных аппаратов через трубочку (зонд), потом через соску. Как-то один раз даже разрешили подержать ребенка, вот счастье-то было.
Да, определенно были какие-то минусы в организации процесса посещения ребенка матерями и отцами, но все они уже забылись. Врачи и медсестры выхаживают малюсеньких младенцев, которые без этой помощи, возможно, не имели бы шансов. Здорово, что родителей допускают к детям, ведь понятно, что в какой-то степени это может быть опасно (одна мать была уверена, что кувез надо проветривать) и наверняка даже мешает врачам и медсестрам. Но, с другой стороны, для ребенка крайне важно материнское (родительское) присутствие, это своего рода тоже часть лечения и залог скорой выписки.
Часто приходит мысль, что если бы мне не повезло оказаться именно в ГКБ № 7 им. Юдина, то очень может быть, что не было бы у меня ребенка.
А сейчас она есть — красивая, умная девочка, бегает, прыгает, болтает и любит мультики смотреть.
Спасибо всем сотрудникам детского корпуса. Вы прекрасные.
Счастье — это здоровье, а двойное счастье — это когда здоровы твои дети. Наша история, как и истории многих «торопыжек», ничем не отличается.
Мы ждали, планировали нашего малыша, готовились, и наконец-то две полоски изменили нашу жизнь, внеся в нее радость ожидания нашего мальчика. С первых месяцев все пошло не так. Постоянные больницы и сохранение такой желательной беременности. А к середине срока я просто там прописалась, твердо веря в помощь врачей, что они помогут выходить, вернее, вылежать. Даже мысли не было, что что-то пойдет не так. И вот первый день дома, после месяца стационара, нам 24 недели. Малыш ведет активный образ жизни, постоянно бьется, но и в голову не приходят плохие мысли. И вот посреди ночи — кровотечение, роддом и экстренная операция, чтобы спасти меня. Как меня? А нас? О нас речи нет, плод, как его назвали, нежизнеспособен, но нам несказанно повезло тем, что отложили операцию и решили побороться за нас до утра. А там видно будет. А утром нас отправили в областной центр с надеждой на спасение.
Меня осмотрели, провели беседу гинекологи и детский реаниматолог, из которой я мало что поняла, но в голове была твердая уверенность, что все будет хорошо. А как оно будет хорошо? Тогда я не знала, что может быть и так. Верила в силы своего бойкого мальчишки. И вот 26 марта, после очередного узи, приняли решение экстренно прооперировать. Лежала и ждала, как сейчас увижу малыша, он заплачет, но ничего такого не случилось. 760 г, 31 см и реанимация… а дальше сон, из которого не хотелось выходить. Мысли в голове опережали одна другую, даже сосредоточиться на чем-то не было сил. Как малыш, что дальше будет? Одни вопросы, и все без ответа. Поздравлений не было, только звонили со словами поддержки, терпения и сил вам.
Через сутки появились врачи из детской реанимации, милые и приветливые, рассказали про сына, что он в реанимации и его уже надо кормить. Давай, мама, молоко. И добро пожаловать на посещение. Радости не было предела, и живот не болит, и сыночка увижу, о чем еще можно мечтать?! И началась борьба за молоко, за каждую каплю. Сутки состояли только из трех действий: еда, сцеживание, поход к малышу.
Первое знакомство с сыночком — это ничего не сказать. Такая крошка, весь в проводах, в своем тепленьком домике. Непонятные чувства радости и комка в горле. Каждый день врачи ничего не обещали, на то они и врачи, а в Интернете писали только о худшем.
«Держись, сынок!» А выходишь и плачешь. И каждый раз заходишь не дыша, только бы кувезик был не пустой. Но каждый день, прожитый в больнице, был своего рода победой. И каждое утро начиналось с «Помоги, Господи!» и тем же заканчивалось. Одна надежда и была на врачей и на Всевышнего. С каждым днем мы становились членами большой семьи, вхожими в любое время суток к своим малышам, любой вопрос не оставался без ответа. Беседовали, учили, обьясняли терпеливо и ласково. И каждый день похож один на другой, хорошие новости сменялись плохими и наоборот. Каждый день в ожидании чуда и скорейшей выписки. Появлялись новые проблемы и диагнозы; затаив дыхание, стоишь, слушаешь, а что это и как с этим бороться. Смотришь на врача как на Бога, во власти которого жизнь твоего ребенка, доверяешь ему и выполняешь все рекомендации. Как и многих малышей, нас не обошло и апноэ. Это, наверное, самое страшное. Обычное дело для медиков, но мне было жутко страшно. Руки тряслись, а смогу ли я помочь ребенку, смотришь на монитор с мольбой, чтобы цифры не поползли вниз, и уже готовишься щипать, будить, трясти, чтоб сделал вдох и задышал. Самое заветное желание, как и в первую минуту рождения: «Сынок, дыши!»
Было ли страшно? Конечно, было, боялась очень, особенно навредить, не справиться, извечные вопросы, а так ли я делаю, хоть каждый день одно и то же и, можно сказать, доведено до автоматизма. Практически автоматизм, ведь времени на себя не было, да и не думаешь о себе, когда на кону жизнь дорогого дитя. Упадок сил, устала, молча жалеешь себя, поплачешь-погорюешь в кратковременные минуты передышки и тут же вспоминаешь случай, когда доктора, сутками дежуря, дремали у кувеза моего сына, контролируя его дыхание. Они могут, у которых таких детей 20, а ты, мама, устала? Кто, если не ты? И сразу приходишь в себя. И становится стыдно. И снова продолжаешь свой каждодневный труд на пути к выздоровлению сына.
Многое осталось позади: ретинопатия недоношенных, операция на сердце, консультации и наблюдения врачей по различным ситуациям. До самой выписки за нас боролись, даря нам шанс на полноценную жизнь. Настал день, и сын был со мной в палате, — надо же было учиться обходиться без врачей и привыкать друг к другу. С нами был наш друг-монитор, который поехал с нами домой. Его нам предоставил благотворительный фонд по ходатайству наших же врачей. Мы старались все делать сами, чтобы быть увереннее, но нас не оставляли, приходили в палату, спрашивали, как мы поживаем. А мы уже мечтали о долгожданной выписке. И этот день настал, ровно через 101 день наш вес достиг 2,6 кг, мы ели смесь, хорошо дышали, и все у нас наладилось, и нас выписали домой. Это было счастье. Помню доктор пошутил: «Автокресло купили малышу, без кресла не отпущу!» Конечно, купили, и нас выписали.
После выписки целый год мы были в напряжении, дрожали над нашим крошкой, наблюдались у врачей, выполняли все рекомендацию, все диагнозы постепенно снимались, а оставшиеся были под контролем. Делились своими победами и успехами с нашими спасителями, вместе радовались новым достижениям. В 1,3 мы пошли и продолжаем догонять сверстников. И нарадоваться не можем на нашего «торопыгу».
Лишь иногда ловишь себя на мысли, что этого могло бы и не быть, если бы не усилия врачей и еще тысячу если… За что мы не устанем говорить им спасибо!!!
Мы ждали, планировали нашего малыша, готовились, и наконец-то две полоски изменили нашу жизнь, внеся в нее радость ожидания нашего мальчика. С первых месяцев все пошло не так. Постоянные больницы и сохранение такой желательной беременности. А к середине срока я просто там прописалась, твердо веря в помощь врачей, что они помогут выходить, вернее, вылежать. Даже мысли не было, что что-то пойдет не так. И вот первый день дома, после месяца стационара, нам 24 недели. Малыш ведет активный образ жизни, постоянно бьется, но и в голову не приходят плохие мысли. И вот посреди ночи — кровотечение, роддом и экстренная операция, чтобы спасти меня. Как меня? А нас? О нас речи нет, плод, как его назвали, нежизнеспособен, но нам несказанно повезло тем, что отложили операцию и решили побороться за нас до утра. А там видно будет. А утром нас отправили в областной центр с надеждой на спасение.
Меня осмотрели, провели беседу гинекологи и детский реаниматолог, из которой я мало что поняла, но в голове была твердая уверенность, что все будет хорошо. А как оно будет хорошо? Тогда я не знала, что может быть и так. Верила в силы своего бойкого мальчишки. И вот 26 марта, после очередного узи, приняли решение экстренно прооперировать. Лежала и ждала, как сейчас увижу малыша, он заплачет, но ничего такого не случилось. 760 г, 31 см и реанимация… а дальше сон, из которого не хотелось выходить. Мысли в голове опережали одна другую, даже сосредоточиться на чем-то не было сил. Как малыш, что дальше будет? Одни вопросы, и все без ответа. Поздравлений не было, только звонили со словами поддержки, терпения и сил вам.
Через сутки появились врачи из детской реанимации, милые и приветливые, рассказали про сына, что он в реанимации и его уже надо кормить. Давай, мама, молоко. И добро пожаловать на посещение. Радости не было предела, и живот не болит, и сыночка увижу, о чем еще можно мечтать?! И началась борьба за молоко, за каждую каплю. Сутки состояли только из трех действий: еда, сцеживание, поход к малышу.
Первое знакомство с сыночком — это ничего не сказать. Такая крошка, весь в проводах, в своем тепленьком домике. Непонятные чувства радости и комка в горле. Каждый день врачи ничего не обещали, на то они и врачи, а в Интернете писали только о худшем.
«Держись, сынок!» А выходишь и плачешь. И каждый раз заходишь не дыша, только бы кувезик был не пустой. Но каждый день, прожитый в больнице, был своего рода победой. И каждое утро начиналось с «Помоги, Господи!» и тем же заканчивалось. Одна надежда и была на врачей и на Всевышнего. С каждым днем мы становились членами большой семьи, вхожими в любое время суток к своим малышам, любой вопрос не оставался без ответа. Беседовали, учили, обьясняли терпеливо и ласково. И каждый день похож один на другой, хорошие новости сменялись плохими и наоборот. Каждый день в ожидании чуда и скорейшей выписки. Появлялись новые проблемы и диагнозы; затаив дыхание, стоишь, слушаешь, а что это и как с этим бороться. Смотришь на врача как на Бога, во власти которого жизнь твоего ребенка, доверяешь ему и выполняешь все рекомендации. Как и многих малышей, нас не обошло и апноэ. Это, наверное, самое страшное. Обычное дело для медиков, но мне было жутко страшно. Руки тряслись, а смогу ли я помочь ребенку, смотришь на монитор с мольбой, чтобы цифры не поползли вниз, и уже готовишься щипать, будить, трясти, чтоб сделал вдох и задышал. Самое заветное желание, как и в первую минуту рождения: «Сынок, дыши!»
Было ли страшно? Конечно, было, боялась очень, особенно навредить, не справиться, извечные вопросы, а так ли я делаю, хоть каждый день одно и то же и, можно сказать, доведено до автоматизма. Практически автоматизм, ведь времени на себя не было, да и не думаешь о себе, когда на кону жизнь дорогого дитя. Упадок сил, устала, молча жалеешь себя, поплачешь-погорюешь в кратковременные минуты передышки и тут же вспоминаешь случай, когда доктора, сутками дежуря, дремали у кувеза моего сына, контролируя его дыхание. Они могут, у которых таких детей 20, а ты, мама, устала? Кто, если не ты? И сразу приходишь в себя. И становится стыдно. И снова продолжаешь свой каждодневный труд на пути к выздоровлению сына.
Многое осталось позади: ретинопатия недоношенных, операция на сердце, консультации и наблюдения врачей по различным ситуациям. До самой выписки за нас боролись, даря нам шанс на полноценную жизнь. Настал день, и сын был со мной в палате, — надо же было учиться обходиться без врачей и привыкать друг к другу. С нами был наш друг-монитор, который поехал с нами домой. Его нам предоставил благотворительный фонд по ходатайству наших же врачей. Мы старались все делать сами, чтобы быть увереннее, но нас не оставляли, приходили в палату, спрашивали, как мы поживаем. А мы уже мечтали о долгожданной выписке. И этот день настал, ровно через 101 день наш вес достиг 2,6 кг, мы ели смесь, хорошо дышали, и все у нас наладилось, и нас выписали домой. Это было счастье. Помню доктор пошутил: «Автокресло купили малышу, без кресла не отпущу!» Конечно, купили, и нас выписали.
После выписки целый год мы были в напряжении, дрожали над нашим крошкой, наблюдались у врачей, выполняли все рекомендацию, все диагнозы постепенно снимались, а оставшиеся были под контролем. Делились своими победами и успехами с нашими спасителями, вместе радовались новым достижениям. В 1,3 мы пошли и продолжаем догонять сверстников. И нарадоваться не можем на нашего «торопыгу».
Лишь иногда ловишь себя на мысли, что этого могло бы и не быть, если бы не усилия врачей и еще тысячу если… За что мы не устанем говорить им спасибо!!!
Это была долгожданная и желанная беременность, протекала она хорошо, все анализы были хорошие. Но на 28-й неделе резко поднимается давление, экстренно везут на скорой в больницу, и там я слышу самые страшные слова…
«У вас маловесный плод и очень высокое давление, это опасно для вас обоих, необходимо срочно делать родоразрешение».
Все эти слова на тот момент прозвучали как гром среди ясного неба, и я даже не понимала, как все это могло произойти именно со мной, ведь все анализы были хорошие, УЗИ тоже показывало, что все хорошо. И уже на следующий день меня срочно прооперировали и сообщили, что родилась девочка с весом 680 грамм.
Услышала ее крик, но это даже нельзя назвать криком, она пищала как маленький мышонок, из глаз текли слезы, но это были слезы счастья и одновременно слезы страха. А что же будет дальше, ведь она еще совсем крошка?
Помню, когда первый раз впустили в реанимацию, то увидев свою девочку, которая лежала вся в проводах, кожа была прозрачная, в голове никак не укладывалось, почему это случилось. Чувство вины не покидало меня, и казалось, что земля просто уходит из-под ног.
Потом, приходя в больницу к своей маленькой девочке, познакомившись с другими мамочками, чьи детки также поспешили увидеть мир, я поняла, что мы не одни такие, и мы обязательно справимся, и все у нас будет хорошо, но в глубине души было очень-очень страшно. В голове крутились разные мысли, я сама задавалась разными вопросами, на которые постоянно искала ответы в Интернете. Страшно было общаться с врачами, потому что могли быть как хорошие, так и плохие новости. Это все нельзя забыть и уже не забудется никогда, когда впервые в больнице попробовали метод «Кенгуру», когда впервые я смогла до нее дотронуться.
Но спустя уже полтора года, смотря на свою девочку, как она бегает, смеется и кричит, все самое плохое и страшное забывается. И понимаешь, что, если бы тогда, когда каждый день, приходя из больницы домой, мучилась ночами, не могла спать и плакала, я знала, что все будет именно так, было бы легче. И теперь, спустя время, понимаешь, что самое главное — это верить в своих детей, быть с ними всегда рядом, и все обязательно будет хорошо, и даже лучше, чем мы думаем.
«У вас маловесный плод и очень высокое давление, это опасно для вас обоих, необходимо срочно делать родоразрешение».
Все эти слова на тот момент прозвучали как гром среди ясного неба, и я даже не понимала, как все это могло произойти именно со мной, ведь все анализы были хорошие, УЗИ тоже показывало, что все хорошо. И уже на следующий день меня срочно прооперировали и сообщили, что родилась девочка с весом 680 грамм.
Услышала ее крик, но это даже нельзя назвать криком, она пищала как маленький мышонок, из глаз текли слезы, но это были слезы счастья и одновременно слезы страха. А что же будет дальше, ведь она еще совсем крошка?
Помню, когда первый раз впустили в реанимацию, то увидев свою девочку, которая лежала вся в проводах, кожа была прозрачная, в голове никак не укладывалось, почему это случилось. Чувство вины не покидало меня, и казалось, что земля просто уходит из-под ног.
Потом, приходя в больницу к своей маленькой девочке, познакомившись с другими мамочками, чьи детки также поспешили увидеть мир, я поняла, что мы не одни такие, и мы обязательно справимся, и все у нас будет хорошо, но в глубине души было очень-очень страшно. В голове крутились разные мысли, я сама задавалась разными вопросами, на которые постоянно искала ответы в Интернете. Страшно было общаться с врачами, потому что могли быть как хорошие, так и плохие новости. Это все нельзя забыть и уже не забудется никогда, когда впервые в больнице попробовали метод «Кенгуру», когда впервые я смогла до нее дотронуться.
Но спустя уже полтора года, смотря на свою девочку, как она бегает, смеется и кричит, все самое плохое и страшное забывается. И понимаешь, что, если бы тогда, когда каждый день, приходя из больницы домой, мучилась ночами, не могла спать и плакала, я знала, что все будет именно так, было бы легче. И теперь, спустя время, понимаешь, что самое главное — это верить в своих детей, быть с ними всегда рядом, и все обязательно будет хорошо, и даже лучше, чем мы думаем.
Обычный понедельник…
Начало рабочей недели выдалось на удивление спокойным: ни совещаний, ни срочных отчетов, ничего того, что было так ожидаемо от рабочего дня. Время тянулось медленно, каждой минутой сокращая 8-часовой отрезок. Дорога домой, удивленные глаза мужа, не привыкшего так рано наблюдать жену дома… Диван, плед, просмотр хорошего фильма — спокойная семейная жизнь. Не могла уснуть, списала на отсутствие так привычного мне чувства усталости. В голове крутились мысли, одолевающие беременных женщин: как выбрать идеальную коляску, какая кроватка лучше… Многообразие вариантов делает выбор долгим и мучительным и зачастую лишает сна, как и было в моем случае…
Не дожидаясь рассвета, решила собираться на работу. И ничего не предвещало беды… и кровь… Земля ушла из-под ног, в голове моментально всплыли кадры трехлетней давности про первую беременность, так неожиданно прерванную на раннем сроке. Включила свет в комнате, еле выговорив мужу: «Нужно вызывать скорую». Муж, не задавая лишних вопросов, все понял. Набрала номер скорой, продиктовала адрес и причину: «Беременность 28 недель. Угроза. Кровотечение»… Скорая подъехала в течение 30 минут. Молодой врач безапелляционно заявил:
— Едем убирать ребенка.
— Как вы можете так говорить???
Наверное, именно в этот момент я потеряла себя… Самоуверенная, сильная и независимая женщина стала слабой, беспомощной и испуганной, как загнанный зверь.
— Я говорю как есть, — все также нагло и беспардонно продолжал он. — Не питайте иллюзий.
В приемном отделении дежурил заведующий гинекологическим отделением. После осмотра он произнес:
— Давай попробуем доехать до Калуги.
Я кивнула, дар речи покинул меня надолго… Дальше носилки в скорой… капельницы… дорога с мигалками… молчание… и только обеспокоенные вопросы заведующего: «Оль, ты как? Все нормально? Шевелится?» Я только кивала.
По приезде заведующий заботливо передал меня врачам приемного отделения и сказал: «Пусть все будет хорошо». Именно после этой фразы я стала заглядывать врачам в глаза… В его глазах я видела волнение… понимание всей сложности произошедшего, но в них я видела и надежду.
После оформления определили в родзал, помню только часы, висящие на стене… Говорят, что счастливые часов не наблюдают, именно в этот момент я познала весь смысл этой фразы… а я наблюдала… не отводила глаз от них, только замечая перемещение черных стрелок по невзрачно-белому циферблату… Огромное количество врачей, заведующих, медсестер… осмотры… анализы… УЗИ… Вставала только в туалет, и снова кровь… Я понимала, что улучшений нет… Точка невозврата… Дальше может быть только родоразрешение, что и подтвердила заведующая…
Тянем время… Каждая минута исключительно бесценна для моего ребенка. Руками глажу живот и мысленно повторяю слова как мантру: «Держись, мы справимся… Все будет хорошо». Принесли телефон, набралась смелости позвонить родителям, даже постаралась сделать вид, что ничего страшного не произошло. Шквал звонков обрушился со словами поддержки от знакомых и близких… я их слушала, но не слышала… Им не понять ни меня… ни моего состояния…
Перестала подниматься с кровати в туалет… было стыдно… но по истечении двух суток кровотечение не останавливалось — вызвали врача. Молодой врач, глядя в глаза, сказал: «Солнышко, больше ждать нельзя. Готовьте стол».
Набрала мужу, сквозь слезы вымолвила: «Мы поехали на операцию» — и еще больше разрыдалась. Абсолютно не было страха перед самой операцией, только страх за ребенка. Последний раз погладила по животу, и поехали в родзал. Началась операция, прислушивалась… Я так ждала крика, он для мня был самым важным показателем, что все хорошо с моей дочерью… И я услышала… Я дождалась…
Это был не крик, а мурлыканье, такое нежное, такое родное… Растрогалась. Еще на операционном столе стала благодарить врачей и называть их ангелами… Не знаю, почему именно так… но в этот момент для меня это было самым подходящим словом… Подошла врач-реаниматолог, спокойным, ровным голосом рассказала о состоянии ребенка… Ждала слов, что все хорошо… но в ее речи, как бы я ни искала этой фразы, ее не было… Перевели во взрослую реанимацию после операции… и снова эти же часы… и снова черные стрелки указывали на ничего не значащее время… Позвала медсестру узнать про ребенка. Позвонили, но врачи были заняты… Время шло, а новостей не было… Тревожность на грани…
Позже пришел врач: «Состояние крайне тяжелое. Поддержка дыхания, давления…» Предложили передать молозиво малышке. После ухода врача медсестра помогла сцедиться и отнесла молозиво малышке. Пришло время вставать и стараться расхаживаться… Было дико больно, но только так я могла сходить к малышке и увидеть ее. Спросила о возможности увидеть малышку мужу, на что получила положительный ответ, но, не дождавшись его приезда пошла к ней… в реанимацию…
Реанимация… Вывеска на входе не испугала… Шла окрыленная желанием побыстрее встретиться с малышкой. Врачи указали на кувез… На домик для моей малышки, так рано покинувшей моё тело… Увидела ее… такую худенькую и длинную… всю в датчиках и проводках… в памперсе и шапочке…
Но страха не было… Светлый зал… Никакого неприятного запаха, так свойственного многим больницам…
Современное, немного «космическое» оборудование, молодой персонал в спецодежде с детскими яркими рисунками, ничего даже не намекало на всю серьезность произошедшего. Я отказывалась понимать всю серьезность ситуации: не было ни тени сомнения, что все будет хорошо, и только так, а не иначе. Подъехал муж, встретила его на входе с улыбкой и взахлеб стала рассказывать, какая она, НАША ДОЧЬ. Встретили заведующего ОРИТН… и снова никакого страха… От него исходило спокойствие, какая-то «солнечность».
— Родители, сейчас я вам принесу маркеры и вы напишите имя своей доченьки, а может, и нарисуете — на ваше усмотрение.
И снова… никакой паники… никакого страха… Эти мрачные чувства просто не успевали нами завладеть.
— Мы хотели бы взглянуть на нее вместе и решить, как назовем.
Полина или Алиса? А может, другое имя? Я с самого начала беременности была твердо уверена, что это будет именно девочка и назовем ее Алисой. Муж варианты не предлагал, считая, что имя надо выбирать под ребенка. Подошли к кувезу… У мужа заблестели глаза, и опять же это были слезы счастья, но никак не страха или отчаяния.
— Ну что? Полина или Алиса??? Имя Алиса с древнегерманского переводится как «малышка» — меня так и распирало как можно быстрее определиться с именем, да я и не собиралась отказываться от этого имени, но мне важно было услышать согласие мужа.
— Ну, раз малышка, то пусть будет Алисой…
Так и написали: «АЛИСА. Мама — Оля Папа — Дима»
Очень хотелось прикоснуться к доченьке, подержать ее за ручку, прошептать ей, что мы ее очень любим и что все будет непременно хорошо… И оказалось, что все это возможно. Нас ознакомили с правилами пребывания и научили мыть руки. Правда, смешно звучит? Но со всей ответственностью заявляю — никогда за все свои 28 лет я так руки не мыла. Повторяли схему обработки рук по 3 раза, чтобы «наверняка». Кто бы знал, что потом такое упорство обернется непроходящим раздражением на протяжении всего времени пребывания. Но это было неважно, главное, была уверенность, что руки чистые и без единого микроба. Побыли с доченькой; окрыленная, я не замечала ни монитора, ни капельниц, ни листов назначений.
Проводила мужа, сама направилась к себе в палату — к вечеру нужно было принести 5 мл молозива малышке. С энтузиазмом принялась за «дело»… И каково же было мое разочарование, когда ничего не вышло. Сама себе напомнила героиню басни «Мартышка и очки», так как именно так я крутила и вертела грудь… Удивительно же, грудь имеется с 14 лет… а как ей пользоваться, так сказать, «по назначению» не ясно. Тогда я в первый раз очень пожалела, что ни в школе, ни в институте нас не готовили к материнству… И ой как зря… До сих пор сомневаюсь, что предмет «Этика в экономике» мне когда-нибудь пригодится, а вот уроки материнства были бы бесценны. Нас всех учат овладению какой-либо специальностью, мы все хотим быть успешными и состояться в этой жизни, обычно так и происходит, но то, что должно быть первостепенным в жизни женщины, всеми правдами и неправдами стирается с сознания и уходит на второй план… А жаль… Очень.
С виновато-беспомощным настроением поднялась в реанимацию, как школьница, которая не выучила уроки. Снова попросила медсестру помочь, в итоге пара легких движений, и все готово. Подошел врач рассказать о состоянии доченьки… И снова радость… Снова ВСЕ ХОРОШО… Алису «сняли» с ИВЛ, она усваивает молочко, а также больше не нуждается в препаратах, поддерживающих давление. Подошла к кувезу:
— Ты — умница. Какая же ты молодец… Ты — боец… Такая маленькая и такая сильная.
Со всех ног побежала в палату сообщить мужу и родным, что ВСЕ ХОРОШО.
На третий день пришло молоко. Грудь налилась и стала невыносимо тяжелой, звонила мужу в слезах, чтобы купил молокоотсос. Вечером получила кучу нужных «гаджетов»… Молокоотсос, стерилизатор, подогреватель бутылочек, специальные контейнеры для молока — все для удобства кормящей мамы.
В реанимации ознакомили с графиком кормления: каждые 3 часа я могу посещать ребенка для проведения гигиенических процедур и кормления малышки. Все это могут делать и медсестры, но руки мамы и присутствие рядом мамы для малыша бесценны.
Так и проходил каждый день: в 6 утра я радостно бежала к дочери со шприцами, наполненными молоком, сначала 5 мл, затем 10 мл… 20… 2 по 20… Я несла не просто молоко, как мне казалось, я несла лучшее лекарство от всех болезней. После утреннего обхода врачи рассчитывали объем молока для кормления. А если дозировка определяется врачом, значит, это действительно лекарство.
— Доброе утро, мое солнышко. Я так по тебе скучала, я так тебя люблю, — тихонько шептала я, открывая окошки кувеза.
Меняла памперс, кормила с зонда молочком, тихонечко гладила мою девочку… В эти минуты время останавливалось, хотя, наверное, оно не существовало или по крайней мере ничего не значило в эти моменты… Я не замечала никого вокруг… Мой мир находился в кувезе, все остальное воспринимала как экспозицию. Меня не пугали трансфузматы со шприцами, мониторы с пищащей сатурацией… Я их не замечала… пока не замечала… Пока моей дочери не стало хуже. Незрелость показала себя, мое лекарство не помогло… Лишняя жидкость попала через ОАП в легкие. Дочери стало тяжело дышать, она стала отекать… Именно тогда иллюзии развеялись. Пришло осознание того, где я нахожусь. Это осознание пришло через огромный стресс, через обрушение моего мира… Я стала замечать все: лекарства, прикрытые пеленками на тумбочке, цифры на мониторе с тревожными сигналами. Мне казалось, что пришло время вникать во все, мои «почему» обращены были к врачам и медсестрам, их количеству позавидовала бы не одна энциклопедия… Всегда жила по принципу, что если что-то не понимаешь, то надо глубже вникать и изучать… это и подвело… Я везде видела цифры, работа экономистом привила мне, что есть план и факт, норма и отклонение… Всему и всегда есть объяснение… Стала читать, спрашивать, узнавать, вместо того чтобы отдыхать между кормлениями, я только и делала, что читала… Через некоторое время уже наизусть знала нормы КЩС, сатурации, давления, объема кормления… НО во всем и всегда были отклонения, и эти «не нормы» вводили меня в страшное состояние паники и тревоги. Теперь каждый визит к дочери начинался со взгляда на монитор и также и заканчивался… Вместо того чтобы смотреть на дочь, я могла сидеть и смотреть на монитор, как в телевизор… Я считала его «другом», «помощником», ведь он мне показывал состояние моего ребенка… Эта «дружба» очень незаметно переросла в страшную зависимость. На выходе из реанимационного зала дожидалась высокой сатурации на экране монитора и только тогда выходила и шла еще к одному «другу» — доске, где были пофамильно перечислены дети с указанием срока гестации и весом, и опять я сравнивала. По «рейтингу» мы были в середине, и это успокаивало, но, к сожалению, ненадолго… Совсем скоро и эта система стала бездоказательной и ничего не гарантирующей… В реанимационном зале, где выхаживалась моя дочь, умерла девочка… больше нас и по сроку, и по весу… После этого страх дошел до паники и печального вывода — цифры и нормы здесь ничего не значат…
Время шло, врачи стабилизировали состояние доченьки и разрешили выхаживание по методу «Кенгуру»… Когда мне положили на грудь дочь, прикрыли пеленкой, я испытала впервые в жизни ни с чем не сравнимую любовь. Это была неземная любовь, божественная любовь. В эти моменты всё вокруг было как в дымке… Мы были только вдвоем в этом мире. Каждый день я ждала вечера, чтобы побыть вместе единым целым… Став посмелее, уже сама доставала дочку из кувеза и устраивалась с ней в кресле, разговаривала с ней о том, как все ждут ее дома и как любят ее, о том, что подарю ей все на свете, подарю ей детство, наполненное волшебством… Пела ей песенки, а она в ответ тихонько засыпала на моей груди … Абсолютная гармония, высшая любовь…
Так летели дни. Вечера были самыми приятными: общение с доченькой и взвешивание. Только мамы недоношенных деток так ценят каждый грамм. Дочка набирала стабильно, пусть это были прибавки всего в 15 граммов, но больших цифр я пугалась: боялась отека… И как только медсестры фиксировали прибавку, с гордостью шла к себе в палату, считая, сколько еще нужно набрать до перевода из кувеза в кроватку. В один из дней нам сообщили о переводе из реанимации. Эта новость была неожиданной, но очень желанной… Правда, до кроватки мы еще массу не набрали, а нас уже переводят…
— Алексей Валерьевич, а вы уверены, что это правильное решение? — робко спросила я.
— Знаете, кому принадлежит мир? — спросил заведующий.
— Оптимистам?
— Верно.
…Если бы меня спросили, что бы я сделала иначе, если можно было бы вернуть время назад, то я бы незамедлительно ответила, что я бы не изводила себя вмешательством в медицину, а была бы спокойной и уверенной мамой… Но время, к сожалению, не вернуть… Знаю одно: я всегда буду помнить тех, кто спас и лечил мою дочь, это люди с большой буквы, они не похожи на обычных врачей, у них другие глаза, другое отношение к пациентам. И когда вырастет моя дочь, я непременно расскажу ей о Врачах… с большой буквы.
Начало рабочей недели выдалось на удивление спокойным: ни совещаний, ни срочных отчетов, ничего того, что было так ожидаемо от рабочего дня. Время тянулось медленно, каждой минутой сокращая 8-часовой отрезок. Дорога домой, удивленные глаза мужа, не привыкшего так рано наблюдать жену дома… Диван, плед, просмотр хорошего фильма — спокойная семейная жизнь. Не могла уснуть, списала на отсутствие так привычного мне чувства усталости. В голове крутились мысли, одолевающие беременных женщин: как выбрать идеальную коляску, какая кроватка лучше… Многообразие вариантов делает выбор долгим и мучительным и зачастую лишает сна, как и было в моем случае…
Не дожидаясь рассвета, решила собираться на работу. И ничего не предвещало беды… и кровь… Земля ушла из-под ног, в голове моментально всплыли кадры трехлетней давности про первую беременность, так неожиданно прерванную на раннем сроке. Включила свет в комнате, еле выговорив мужу: «Нужно вызывать скорую». Муж, не задавая лишних вопросов, все понял. Набрала номер скорой, продиктовала адрес и причину: «Беременность 28 недель. Угроза. Кровотечение»… Скорая подъехала в течение 30 минут. Молодой врач безапелляционно заявил:
— Едем убирать ребенка.
— Как вы можете так говорить???
Наверное, именно в этот момент я потеряла себя… Самоуверенная, сильная и независимая женщина стала слабой, беспомощной и испуганной, как загнанный зверь.
— Я говорю как есть, — все также нагло и беспардонно продолжал он. — Не питайте иллюзий.
В приемном отделении дежурил заведующий гинекологическим отделением. После осмотра он произнес:
— Давай попробуем доехать до Калуги.
Я кивнула, дар речи покинул меня надолго… Дальше носилки в скорой… капельницы… дорога с мигалками… молчание… и только обеспокоенные вопросы заведующего: «Оль, ты как? Все нормально? Шевелится?» Я только кивала.
По приезде заведующий заботливо передал меня врачам приемного отделения и сказал: «Пусть все будет хорошо». Именно после этой фразы я стала заглядывать врачам в глаза… В его глазах я видела волнение… понимание всей сложности произошедшего, но в них я видела и надежду.
После оформления определили в родзал, помню только часы, висящие на стене… Говорят, что счастливые часов не наблюдают, именно в этот момент я познала весь смысл этой фразы… а я наблюдала… не отводила глаз от них, только замечая перемещение черных стрелок по невзрачно-белому циферблату… Огромное количество врачей, заведующих, медсестер… осмотры… анализы… УЗИ… Вставала только в туалет, и снова кровь… Я понимала, что улучшений нет… Точка невозврата… Дальше может быть только родоразрешение, что и подтвердила заведующая…
Тянем время… Каждая минута исключительно бесценна для моего ребенка. Руками глажу живот и мысленно повторяю слова как мантру: «Держись, мы справимся… Все будет хорошо». Принесли телефон, набралась смелости позвонить родителям, даже постаралась сделать вид, что ничего страшного не произошло. Шквал звонков обрушился со словами поддержки от знакомых и близких… я их слушала, но не слышала… Им не понять ни меня… ни моего состояния…
Перестала подниматься с кровати в туалет… было стыдно… но по истечении двух суток кровотечение не останавливалось — вызвали врача. Молодой врач, глядя в глаза, сказал: «Солнышко, больше ждать нельзя. Готовьте стол».
Набрала мужу, сквозь слезы вымолвила: «Мы поехали на операцию» — и еще больше разрыдалась. Абсолютно не было страха перед самой операцией, только страх за ребенка. Последний раз погладила по животу, и поехали в родзал. Началась операция, прислушивалась… Я так ждала крика, он для мня был самым важным показателем, что все хорошо с моей дочерью… И я услышала… Я дождалась…
Это был не крик, а мурлыканье, такое нежное, такое родное… Растрогалась. Еще на операционном столе стала благодарить врачей и называть их ангелами… Не знаю, почему именно так… но в этот момент для меня это было самым подходящим словом… Подошла врач-реаниматолог, спокойным, ровным голосом рассказала о состоянии ребенка… Ждала слов, что все хорошо… но в ее речи, как бы я ни искала этой фразы, ее не было… Перевели во взрослую реанимацию после операции… и снова эти же часы… и снова черные стрелки указывали на ничего не значащее время… Позвала медсестру узнать про ребенка. Позвонили, но врачи были заняты… Время шло, а новостей не было… Тревожность на грани…
Позже пришел врач: «Состояние крайне тяжелое. Поддержка дыхания, давления…» Предложили передать молозиво малышке. После ухода врача медсестра помогла сцедиться и отнесла молозиво малышке. Пришло время вставать и стараться расхаживаться… Было дико больно, но только так я могла сходить к малышке и увидеть ее. Спросила о возможности увидеть малышку мужу, на что получила положительный ответ, но, не дождавшись его приезда пошла к ней… в реанимацию…
Реанимация… Вывеска на входе не испугала… Шла окрыленная желанием побыстрее встретиться с малышкой. Врачи указали на кувез… На домик для моей малышки, так рано покинувшей моё тело… Увидела ее… такую худенькую и длинную… всю в датчиках и проводках… в памперсе и шапочке…
Но страха не было… Светлый зал… Никакого неприятного запаха, так свойственного многим больницам…
Современное, немного «космическое» оборудование, молодой персонал в спецодежде с детскими яркими рисунками, ничего даже не намекало на всю серьезность произошедшего. Я отказывалась понимать всю серьезность ситуации: не было ни тени сомнения, что все будет хорошо, и только так, а не иначе. Подъехал муж, встретила его на входе с улыбкой и взахлеб стала рассказывать, какая она, НАША ДОЧЬ. Встретили заведующего ОРИТН… и снова никакого страха… От него исходило спокойствие, какая-то «солнечность».
— Родители, сейчас я вам принесу маркеры и вы напишите имя своей доченьки, а может, и нарисуете — на ваше усмотрение.
И снова… никакой паники… никакого страха… Эти мрачные чувства просто не успевали нами завладеть.
— Мы хотели бы взглянуть на нее вместе и решить, как назовем.
Полина или Алиса? А может, другое имя? Я с самого начала беременности была твердо уверена, что это будет именно девочка и назовем ее Алисой. Муж варианты не предлагал, считая, что имя надо выбирать под ребенка. Подошли к кувезу… У мужа заблестели глаза, и опять же это были слезы счастья, но никак не страха или отчаяния.
— Ну что? Полина или Алиса??? Имя Алиса с древнегерманского переводится как «малышка» — меня так и распирало как можно быстрее определиться с именем, да я и не собиралась отказываться от этого имени, но мне важно было услышать согласие мужа.
— Ну, раз малышка, то пусть будет Алисой…
Так и написали: «АЛИСА. Мама — Оля Папа — Дима»
Очень хотелось прикоснуться к доченьке, подержать ее за ручку, прошептать ей, что мы ее очень любим и что все будет непременно хорошо… И оказалось, что все это возможно. Нас ознакомили с правилами пребывания и научили мыть руки. Правда, смешно звучит? Но со всей ответственностью заявляю — никогда за все свои 28 лет я так руки не мыла. Повторяли схему обработки рук по 3 раза, чтобы «наверняка». Кто бы знал, что потом такое упорство обернется непроходящим раздражением на протяжении всего времени пребывания. Но это было неважно, главное, была уверенность, что руки чистые и без единого микроба. Побыли с доченькой; окрыленная, я не замечала ни монитора, ни капельниц, ни листов назначений.
Проводила мужа, сама направилась к себе в палату — к вечеру нужно было принести 5 мл молозива малышке. С энтузиазмом принялась за «дело»… И каково же было мое разочарование, когда ничего не вышло. Сама себе напомнила героиню басни «Мартышка и очки», так как именно так я крутила и вертела грудь… Удивительно же, грудь имеется с 14 лет… а как ей пользоваться, так сказать, «по назначению» не ясно. Тогда я в первый раз очень пожалела, что ни в школе, ни в институте нас не готовили к материнству… И ой как зря… До сих пор сомневаюсь, что предмет «Этика в экономике» мне когда-нибудь пригодится, а вот уроки материнства были бы бесценны. Нас всех учат овладению какой-либо специальностью, мы все хотим быть успешными и состояться в этой жизни, обычно так и происходит, но то, что должно быть первостепенным в жизни женщины, всеми правдами и неправдами стирается с сознания и уходит на второй план… А жаль… Очень.
С виновато-беспомощным настроением поднялась в реанимацию, как школьница, которая не выучила уроки. Снова попросила медсестру помочь, в итоге пара легких движений, и все готово. Подошел врач рассказать о состоянии доченьки… И снова радость… Снова ВСЕ ХОРОШО… Алису «сняли» с ИВЛ, она усваивает молочко, а также больше не нуждается в препаратах, поддерживающих давление. Подошла к кувезу:
— Ты — умница. Какая же ты молодец… Ты — боец… Такая маленькая и такая сильная.
Со всех ног побежала в палату сообщить мужу и родным, что ВСЕ ХОРОШО.
На третий день пришло молоко. Грудь налилась и стала невыносимо тяжелой, звонила мужу в слезах, чтобы купил молокоотсос. Вечером получила кучу нужных «гаджетов»… Молокоотсос, стерилизатор, подогреватель бутылочек, специальные контейнеры для молока — все для удобства кормящей мамы.
В реанимации ознакомили с графиком кормления: каждые 3 часа я могу посещать ребенка для проведения гигиенических процедур и кормления малышки. Все это могут делать и медсестры, но руки мамы и присутствие рядом мамы для малыша бесценны.
Так и проходил каждый день: в 6 утра я радостно бежала к дочери со шприцами, наполненными молоком, сначала 5 мл, затем 10 мл… 20… 2 по 20… Я несла не просто молоко, как мне казалось, я несла лучшее лекарство от всех болезней. После утреннего обхода врачи рассчитывали объем молока для кормления. А если дозировка определяется врачом, значит, это действительно лекарство.
— Доброе утро, мое солнышко. Я так по тебе скучала, я так тебя люблю, — тихонько шептала я, открывая окошки кувеза.
Меняла памперс, кормила с зонда молочком, тихонечко гладила мою девочку… В эти минуты время останавливалось, хотя, наверное, оно не существовало или по крайней мере ничего не значило в эти моменты… Я не замечала никого вокруг… Мой мир находился в кувезе, все остальное воспринимала как экспозицию. Меня не пугали трансфузматы со шприцами, мониторы с пищащей сатурацией… Я их не замечала… пока не замечала… Пока моей дочери не стало хуже. Незрелость показала себя, мое лекарство не помогло… Лишняя жидкость попала через ОАП в легкие. Дочери стало тяжело дышать, она стала отекать… Именно тогда иллюзии развеялись. Пришло осознание того, где я нахожусь. Это осознание пришло через огромный стресс, через обрушение моего мира… Я стала замечать все: лекарства, прикрытые пеленками на тумбочке, цифры на мониторе с тревожными сигналами. Мне казалось, что пришло время вникать во все, мои «почему» обращены были к врачам и медсестрам, их количеству позавидовала бы не одна энциклопедия… Всегда жила по принципу, что если что-то не понимаешь, то надо глубже вникать и изучать… это и подвело… Я везде видела цифры, работа экономистом привила мне, что есть план и факт, норма и отклонение… Всему и всегда есть объяснение… Стала читать, спрашивать, узнавать, вместо того чтобы отдыхать между кормлениями, я только и делала, что читала… Через некоторое время уже наизусть знала нормы КЩС, сатурации, давления, объема кормления… НО во всем и всегда были отклонения, и эти «не нормы» вводили меня в страшное состояние паники и тревоги. Теперь каждый визит к дочери начинался со взгляда на монитор и также и заканчивался… Вместо того чтобы смотреть на дочь, я могла сидеть и смотреть на монитор, как в телевизор… Я считала его «другом», «помощником», ведь он мне показывал состояние моего ребенка… Эта «дружба» очень незаметно переросла в страшную зависимость. На выходе из реанимационного зала дожидалась высокой сатурации на экране монитора и только тогда выходила и шла еще к одному «другу» — доске, где были пофамильно перечислены дети с указанием срока гестации и весом, и опять я сравнивала. По «рейтингу» мы были в середине, и это успокаивало, но, к сожалению, ненадолго… Совсем скоро и эта система стала бездоказательной и ничего не гарантирующей… В реанимационном зале, где выхаживалась моя дочь, умерла девочка… больше нас и по сроку, и по весу… После этого страх дошел до паники и печального вывода — цифры и нормы здесь ничего не значат…
Время шло, врачи стабилизировали состояние доченьки и разрешили выхаживание по методу «Кенгуру»… Когда мне положили на грудь дочь, прикрыли пеленкой, я испытала впервые в жизни ни с чем не сравнимую любовь. Это была неземная любовь, божественная любовь. В эти моменты всё вокруг было как в дымке… Мы были только вдвоем в этом мире. Каждый день я ждала вечера, чтобы побыть вместе единым целым… Став посмелее, уже сама доставала дочку из кувеза и устраивалась с ней в кресле, разговаривала с ней о том, как все ждут ее дома и как любят ее, о том, что подарю ей все на свете, подарю ей детство, наполненное волшебством… Пела ей песенки, а она в ответ тихонько засыпала на моей груди … Абсолютная гармония, высшая любовь…
Так летели дни. Вечера были самыми приятными: общение с доченькой и взвешивание. Только мамы недоношенных деток так ценят каждый грамм. Дочка набирала стабильно, пусть это были прибавки всего в 15 граммов, но больших цифр я пугалась: боялась отека… И как только медсестры фиксировали прибавку, с гордостью шла к себе в палату, считая, сколько еще нужно набрать до перевода из кувеза в кроватку. В один из дней нам сообщили о переводе из реанимации. Эта новость была неожиданной, но очень желанной… Правда, до кроватки мы еще массу не набрали, а нас уже переводят…
— Алексей Валерьевич, а вы уверены, что это правильное решение? — робко спросила я.
— Знаете, кому принадлежит мир? — спросил заведующий.
— Оптимистам?
— Верно.
…Если бы меня спросили, что бы я сделала иначе, если можно было бы вернуть время назад, то я бы незамедлительно ответила, что я бы не изводила себя вмешательством в медицину, а была бы спокойной и уверенной мамой… Но время, к сожалению, не вернуть… Знаю одно: я всегда буду помнить тех, кто спас и лечил мою дочь, это люди с большой буквы, они не похожи на обычных врачей, у них другие глаза, другое отношение к пациентам. И когда вырастет моя дочь, я непременно расскажу ей о Врачах… с большой буквы.
Мы родились на 31-й неделе, с весом 1240 г и ростом 37 см и сразу же попали в отделение реанимации.
В общей сложности нас выхаживали с 28.12.2016 по 02.02.2017. 10 дней мы провели в отделении реанимации, далее в отделении интенсивной терапии.
Конечно, глядя на своего ребенка, обмотанного проводами и датчиками, сознание мутнеет, голова перестает здраво мыслить… но нужно брать себя в руки и идти напролом. К тому же, когда специалисты ежедневно подробно рассказывают про вашего ребенка, для чего нужны те или иные трубки, аппараты, лекарства, то страшное слово «РЕАНИМАЦИЯ» уже воспринимается по-другому… Ты видишь, что за жизнь твоего малыша борются вместе с тобой, и пусть не сразу, но постепенно виден результат.
Пришлось, конечно, многому учиться. Я училась ухаживать за малышом, кормить, менять памперс и т.д., боролась со своим страхом навредить, сделать что-то не так, настраивала себя позитивно.
Сегодня нашему сыну 1 год 7 месяцев, он обычный ребенок, смеется, бегает, прыгает, болтает с каждым днем все больше и больше. Остались только воспоминания о том нелегком времени… Верьте, все будет хорошо!
В общей сложности нас выхаживали с 28.12.2016 по 02.02.2017. 10 дней мы провели в отделении реанимации, далее в отделении интенсивной терапии.
Конечно, глядя на своего ребенка, обмотанного проводами и датчиками, сознание мутнеет, голова перестает здраво мыслить… но нужно брать себя в руки и идти напролом. К тому же, когда специалисты ежедневно подробно рассказывают про вашего ребенка, для чего нужны те или иные трубки, аппараты, лекарства, то страшное слово «РЕАНИМАЦИЯ» уже воспринимается по-другому… Ты видишь, что за жизнь твоего малыша борются вместе с тобой, и пусть не сразу, но постепенно виден результат.
Пришлось, конечно, многому учиться. Я училась ухаживать за малышом, кормить, менять памперс и т.д., боролась со своим страхом навредить, сделать что-то не так, настраивала себя позитивно.
Сегодня нашему сыну 1 год 7 месяцев, он обычный ребенок, смеется, бегает, прыгает, болтает с каждым днем все больше и больше. Остались только воспоминания о том нелегком времени… Верьте, все будет хорошо!
Путь ваш щедр, бескорыстен и труден, Новым жизням дорогу торя. Вы здесь — боги, и все-таки — люди, Что надежду на чудо дарят.
Ложка чайная с блюдечка — на пол, Значит, снова везут малыша.
Осмотреть, обогреть и прокапать, Научить и глотать, и дышать… Руки выели вам спец. растворы, Разъедая запястья в кровь. Вам любой недоношенный дорог, Каждой крохе — забота, любовь.
Каждой пяточке, маленькой ручке, Что в окошке кувеза опять.
Матерей вы испуганных учите:
«Надо верить, надеяться, ждать».
И, со смертью борясь — за живое, Сатурацию сутками бдя,
Вы выводите крох из апноэ, Забывая подчас про себя.
Ни поесть, ни вздремнуть, ни смениться, А бывает — ни рук и ни ног. Ваша смена неделями длится, Если плохо кому-то из крох.
Осьминожков акриловой пряжи
Малышам своим бабушки свяжут, Чтоб, игрушки в руках теребя, осознали и мир, и себя.
И по вашей новейшей методе
«Кенгурятки» здесь даже у пап И любовь, и заботу находят –
На груди, распластавшись, сопят.
Набираясь для жизни силенок,
Верит в завтра здесь каждый ребенок, Верит в ваше терпенье и ласку, Словно в самую добрую сказку.
И сегодня, в день слабеньких, малых, Наших «беленьких лепестков»,
Мы желаем вам сил небывалых, Возвращая вам свет и любовь!
* * *
Каждая встреча здесь, в Центре, воистину — праздник, Праздник улыбок сквозь слезы и воспоминаний. Вот и сегодня их столько нахлынуло разных, Видно, удача и радость — сестры страданий.
Столько молитв здесь звучало и столько обетов.
И у кувезов бессонною стражей стоят — Карпова, и Мостовой, и все «ангелы» Центра, Жизни зачатки надежно и верно хранят.
Дома их ждут, дома знают про труд их сверхсложный, Может, ревнуют, что сердце детишкам чужим Вновь отдают, невозможное сделав возможным, В пояс давайте сегодня поклонимся им:
«Только тепло и заботу от вас мы и видели!
Даже сейчас греет свет ваших преданных глаз.
Вы уж простите, коль в чем-то в сердцах вас обидели: Боль ведь не мамка, а столько свалилось на нас.
Ну, а теперь поглядите, как ваши питомцы Выросли, топают рядом, за ручку держась. Каждый ребеночек — вами зажженное солнце, Каждый — как добрая долгая память о вас!
Счастья вам, милые, новых удач и свершений.
Сколько еще к вам заглянет похожих на нас.
Пусть опекает и их медицинский ваш гений.
Перинатальный — спаситель, надежный баркас.
Ложка чайная с блюдечка — на пол, Значит, снова везут малыша.
Осмотреть, обогреть и прокапать, Научить и глотать, и дышать… Руки выели вам спец. растворы, Разъедая запястья в кровь. Вам любой недоношенный дорог, Каждой крохе — забота, любовь.
Каждой пяточке, маленькой ручке, Что в окошке кувеза опять.
Матерей вы испуганных учите:
«Надо верить, надеяться, ждать».
И, со смертью борясь — за живое, Сатурацию сутками бдя,
Вы выводите крох из апноэ, Забывая подчас про себя.
Ни поесть, ни вздремнуть, ни смениться, А бывает — ни рук и ни ног. Ваша смена неделями длится, Если плохо кому-то из крох.
Осьминожков акриловой пряжи
Малышам своим бабушки свяжут, Чтоб, игрушки в руках теребя, осознали и мир, и себя.
И по вашей новейшей методе
«Кенгурятки» здесь даже у пап И любовь, и заботу находят –
На груди, распластавшись, сопят.
Набираясь для жизни силенок,
Верит в завтра здесь каждый ребенок, Верит в ваше терпенье и ласку, Словно в самую добрую сказку.
И сегодня, в день слабеньких, малых, Наших «беленьких лепестков»,
Мы желаем вам сил небывалых, Возвращая вам свет и любовь!
* * *
Каждая встреча здесь, в Центре, воистину — праздник, Праздник улыбок сквозь слезы и воспоминаний. Вот и сегодня их столько нахлынуло разных, Видно, удача и радость — сестры страданий.
Столько молитв здесь звучало и столько обетов.
И у кувезов бессонною стражей стоят — Карпова, и Мостовой, и все «ангелы» Центра, Жизни зачатки надежно и верно хранят.
Дома их ждут, дома знают про труд их сверхсложный, Может, ревнуют, что сердце детишкам чужим Вновь отдают, невозможное сделав возможным, В пояс давайте сегодня поклонимся им:
«Только тепло и заботу от вас мы и видели!
Даже сейчас греет свет ваших преданных глаз.
Вы уж простите, коль в чем-то в сердцах вас обидели: Боль ведь не мамка, а столько свалилось на нас.
Ну, а теперь поглядите, как ваши питомцы Выросли, топают рядом, за ручку держась. Каждый ребеночек — вами зажженное солнце, Каждый — как добрая долгая память о вас!
Счастья вам, милые, новых удач и свершений.
Сколько еще к вам заглянет похожих на нас.
Пусть опекает и их медицинский ваш гений.
Перинатальный — спаситель, надежный баркас.
Маргарита Филатова-Неведомская